"Женитьба Бальзаминова", Н.Г. Щербакова
Отзыв на спектакль Первоуральского театра драмы и комедии
«Женитьба Бальзаминова» по пьесе А.Н. Островского.
Первоуральский театр драмы и комедии, не имея собственного здания, играет спектакли в ДК Новотрубного завода. На площади перед ДК бойко торгует ярмарка товаров народного потребления. Просторные интерьеры дворца украшают фотографии конкурса «Мисс Новотрубница», по лестницам снуют юные мисс, занятые подготовкой к свадебным и юбилейным торжествам.
В зрительном зале рассаживается солидная возрастная публика, предвкушая культурный досуг – встречу с искусством театра. Идет «Женитьба Бальзаминова» в постановке Вадима Белоконя, второй премьерный показ.
Режиссер заранее настраивает зал на эксцентричную волну восприятия. За минуту до начала между рядами появляется уголовного вида субъект, который предлагает зрителям «золото-сотовые». Под недоуменный ропот публики его выводит администратор, и далее следует объявление «выключить сотовые телефоны». Во втором акте трюк будет разоблачен явлением гопника на сцене в момент безумия Миши, вообразившего себя женатым на двух богатых невестах разом.
На подобных «случайных» совпадениях строится двойственность способа существования актеров в спектакле: персонажи подаются как маски, и в то же время оправдание их поведения решается в бытовом ключе, а временами актеры получают возможность транслировать собственное отношение к героям.
На сцене – скупая обстановка «бедного театра» (художники В. Белоконь, Т. Коробова, О. Поторочина): черный кабинет ограничен по углам фонарными столбами, один из них увенчан видеокамерой (показывая на нее, сваха Красавина будет шантажировать Мишу). С колосников свисают бамбуковые инсталляции, соединяющие сусальную «московитость» с китайской экзотикой (воплощение сна мамаши Бальзаминовой). Стоящий в центре дощатый теремок – жилище Бальзаминовых – по ходу действия опрокидывается и превращается в забор, разделяющий сады Пеженовых и Белотеловой. Монохромное пространство расцвечивают пижамы и купальные халаты героев, которые выходят на сцену из воображаемой спальни или сауны (костюмы Т. Коробовой).
Открывает спектакль парад-алле масок, машущих банными полотенцами, под аккомпанемент пластического мужского трио с гармоникой наперевес. Возникая несколько раз на протяжении спектакля, трио, именуемое в программке «оркестром», исполняет по временам то «Дубинушку», то «Загу-загулял», оставляя впечатление пикантной загадки режиссерского решения. Атмосферу непрерывного ярмарочного «разгуляя» подогревает цыганщина, сопровождающая выходы всех прочих далее везде (звукооператор Е. Коробьев).
Явление главного героя анонсирует презрительно фыркающая, по-мужицки топочущая Матрена (О. Абрамова): ей, как персонажу «из народа», поручено мимическое остранение праздного образа жизни хозяев. Диалог Бальзаминовой (Н. Катаева) с прислугой протекает в диванной мизансцене за чаем пополам с водочкой перед воображаемым телевизором. Мамаша пребывает в призрачном мире гаданий и суеверий, общаясь с собственным отражением в самоваре. Матрена прогуливается за кулисы, чтобы проверить, как там почивает хозяин, и опрокинуть стопку-другую для умягчения нервов.
На десятой минуте спектакля, наконец, появляется заспанный Миша (О. Кушнарев), чтобы поведать зрителю о своих планах: разбогатеть с помощью выгодной женитьбы. Герой О. Кушнарева с оттяжкой посылает репризы в зал: «Мне все богатые невесты красавицами кажутся!». Роль Бальзаминова строится в развитии характера: через детские игры с маменькой и склоки со свахой в малоумном увальне проступают назойливые замашки домашнего тирана. Воображая себя то римлянином периода упадка, то военачальником, Миша изводит ближних капризами и к финалу спектакля превращается в опасного параноика, впадающего в холерический бред.
Вторжение в бальзаминовский мирок цыганки, украшенной чудовищным накладным бюстом, чалмой и изумрудным шелковым халатом, вызывает дружные аплодисменты. Оказывается, это сваха Красавина (Е. Перелыгина), и, вполне вероятно, зрительское приветствие адресовано актрисе, а не персонажу. К чести Е. Перелыгиной, нельзя не заметить, что с появлением ее свахи спектакль набирает обороты: завязывается интрига и возникает энергичное словесное действие, становится интересно и смешно!
Сестры Анфиса и Раиса Пеженовы (В. Касаева и А. Божко) – тусовочные «герлы», от скуки готовые повеситься на фонарном столбе. Они балуются «травкой», изводят друг друга насмешками, затевают ироническую пикировку. Злополучная Химка (А. Хабирова), по-видимому, получает от хозяек тумаки, о чем зрителю предложено догадываться по визгу и зубовному скрежету барышень, удаляющихся для драки за кулисы. Все это, увы, мельчит без того дробную ткань спектакля и мало прибавляет к его содержанию, несмотря на исполнительскую дотошность и чистую дикцию актрис.
«Благородный человек» Чебаков – карнавальный персонаж. Д. Плохов разоблачает фальшивое благородство своего героя простыми средствами Доведенный до белого каления беспорядочной беготней по зрительному залу за дурнем Бальзаминовым, Чебаков-Плохов теряет пафос, хромоту и, выходя из себя и из роли, в бешенстве срывает накладные усы.
Белотелова в исполнении О. Саввиди повергает в изумление колоритом, фактурой и «колоратурой». Дама в золотой шелковой пижаме – явление уже не комедии, но клоунады: каждый жест как нокаут, каждый поворот как землетрясение. Монументальная пластика балерины кисти Ботеро внушает трепет не только Бальзаминову, но даже бойкой свахе, избегающей уединения с клиенткой в пресловутой беседке. Белотелова и Миша созданы друг для друга, их сближает наивность чувств и жажда праздника.
Очевидно, сквозь призму общеизвестной комедии режиссер стремится показать современность, но его подводит эклектическая неразбериха в жанровом решении. Во втором акте сюжет о незадачливом мечтателе, разыгранный в форме пародийного ревю, срывается в абсурдистскую драму о современных мещанах-бездельниках, спятивших в погоне за качеством жизни. Но соединить эксцентрическую комедию с драмой не удается.
Привычное насилие богатых над бедными, оборотистых над рохлями - закон отношений между персонажами. Этот «коммунальный экзистенциализм» увлекает режиссера больше, чем лубочный сюжет о нелепом двойном сватовстве. Тягостная атмосфера мутного празднества посреди нищенского быта разрешается бегством героев от реальности. Мамаша Бальзаминова ползает на четвереньках в поисках спасительной «ворожейки», Миша мыкается на крыше голубятни, Матрена спасается от полоумных хозяев, прихватив зашитые в кубышку гроши. На зыбкой почве всеобщего помешательства кульминационная драма свихнувшегося семейства грешит необоснованностью в способе существования актеров, которым сложно балансировать на грани гротеска и психологической достоверности. Терпеливый первоуральский зритель, сбитый с толку парадоксальными эскападами, потихоньку утекает из зала.
Но тут спасительный «deus ex machina» в виде свахи с золотыми часами – поручительством брака с Белотеловой – завершает несколько затянувшееся представление. Дурость оправдана богатством: «Пусть говорят, что дурак, с деньгами мы и без ума проживем». Ярмарка-свадьба под грохот песен и плясок переходит в финальный поклон.
Наталия Щербакова
27.10.2013г.