"Крошечка-хаврошечка", Н.Г. Щербакова
Тот случай, когда детский кукольный спектакль дарит больше, чем ожидалось. Русская народная сказка рассказана как многослойный художественный текст, с глубокой лирической интонацией народной песни, без набившей оскомину гламурной попсы и аляповатой анимации.
История о сироте Хаврошечке, которую выручает мудрая Корова, – одна из самых страшных и жалостливых сказок, с которыми ребенок сталкивается в раннем детстве. Разговор идет о жестокости жизни и о неизбежности смерти, счастливый для героини финал омрачен гибелью Коровушки, и сгладить это впечатление не удается даже с помощью ее чудесного превращения в яблоню. Наказать хочется Мачеху с дочерьми, обижающих сироту Хаврошечку, а гибнет самый добрый персонаж. Своеобразная сказочка, не укладывающаяся в обыденные представления о справедливости.
В зачине, предваряющем сказку, компания скоморохов весело балагурит, показывая свойственные кукольному театру чудеса оживления предметов. Шапки на головах артистов превращаются в кита, сову, пса, медведя, заявляя игровой закон балагана, вместившего в себя сказочный космос с днем и ночью, морем и лесом, полем и домом, прошлым и будущим. Проводник между мирами – бродячий скоморох (Никита Краев) с целым оркестром пищалок, трещоток и дудочек в заплечном мешке. Он входит в спектакль из зала как рассказчик, постепенно превращаясь в музыканта, который смотрит сказку вместе со зрителем и слышит тему каждого героя, сопровождая его появление живым звучанием народного инструмента.
Спектакль изобретательно озвучен фольклорными песнями – от подблюдных до заплачек, записанных и исполняемых а’капелльно. Живым певческим голосом наделена сирота Хаврошечка (кукловод Татьяна Швендых), поющая колыбельную злым сестрам. Благодаря развитию музыкальной драматургии: диссонансу лирической темы Хаврошечкиных снов и лязгающего скрежетания Мачехи и сестер, – троекратное повторение сюжетной коллизии с Одноглазкой, Двуглазкой и Трехглазкой убыстряется, не нуждаясь в словесном комментарии.
Метафизически важен сюжетный мотив прядения шерсти, которая волшебно преображается в голове Коровушки, из нитей превращаясь в ткань и скатываясь в трубы. Метафора спрессованного времени, тигля, в котором переплавляется материя, а живая чистая душа Хаврошечки остается неизменной, в спектакле поставлена как таинство волшебного обряда. Театральный фургон с актерами и куклами поворачивается «посолонь» и превращается в огромную корову, внутри которой живут «тени забытых предков» – наскальные рисунки лесных зверей, еще не прирученных человеком, но уже дававших ему пропитание. Коровушка как будто вечная обетованная земля, данная человеку для счастливой жизни (кукловоды Ирина Чувашева и Мария Павликова).
В куклах развивается противопоставление живого (духовного) и мертвого (материального). Антропоморфная Хаврошечка – словно сшитая крестьянкой для своей дочки беленькая куколка-душа, с мягкими ручками и ножками; актриса баюкает ее на груди, будто младенца. Коровушка, верхом на которой Хаврошечка впервые появляется перед зрителями, восходит к языческому образу питающей природной стихии, судя по серо-голубому окрасу и легкой «облачной» архитектуре куклы. Злые героини урбанизированы, сработаны из жести и меди, кукла Мачехи напоминает кипящий кофейник с головой-крышкой, подпрыгивающей при каждом движении (актриса Светлана Девятых придумала для Мачехи уморительное кудахтанье). Куклы сестер выполнены в двух форматах: тряпичные страшилы с грубо намалеванными лицами в стиле «труп невесты» для дневных сцен – в ночных сценах оборачиваются металлическими вышками с горящими прожекторами глаз. Вполне наглядной становится оплошность Хаврошечки, когда третий глаз Трехглазки не гаснет и подсматривает за ее ночными путешествиями (кукловод – Александр Белоусов).
Деликатно обозначен момент смерти Коровушки. Наказав Хаврошечке, что и как нужно сделать, кукла Коровушка исчезает за ширмой. Балаган поворачивается, и голова большой коровы закрывается серым пологом, новый поворот – и в теневой утробе космоса чья-то ласковая рука гладит куклу Коровушки, еще поворот – и кукла Хаврошечки бережно укладывает черную ткань с апплицированными белыми косточками под ширму, откуда тотчас вырастает яблоня с золотыми листьями. Актриса, водившая Хаврошечкину куклу, снимает с шеи красные бусы и развешивает на ветвях, как яблоки. Так простым символичным движением соединены изобразительная сторона, жест благодарности героини и обрядовый мотив поминовения усопших.
Финальным событием становится преображение Хаврошечки для новой жизни. Румяный добрый молодец на резвом скакуне, словно выпрыгнувший из ярмарочного раешника, получив из рук Хаврошечки волшебное яблоко, подхватывает в седло не бледную сироту, а разноцветную – под стать ему – красавицу-девицу с задорно торчащими смоляными косами. Подмена куклы происходит молниеносно, не оставляя зрителю времени для рефлексий. Вот оно, анонсированное превращение: чистая благодарная душа обретает подобающую материальную сущность в награду за смирение.
Постановщик находит художественный баланс между горем и утешением, преодолевая трагедию смерти поэзией вечного путешествия души в тонких мирах. И здесь как нельзя кстати приходится форма театрального балагана, объединяющего материальное и духовное. Отсылка к обрядовой культуре в изобразительном и фольклорно-музыкальном ряду спектакля доминирует, и хотя, быть может, не считывается детской аудиторией, однако подсознательно влияет на нее. Чистота души героини оказывается тесно связанной с темой экологии планеты. Моральный и художественный аспекты сказки гармонично соединяются в жизнеутверждающей игровой каденции.
Наталия Щербакова
05.02.2017