"Любовь людей", Н.Г.Щербакова

Отчет

о спектакле Ирбитского драматического театра им. А.Н. Островского

Д. Богославский «Любовь людей»

Режиссер-постановщик – Леван Допуа.

Художник-постановщик – Виктор Моор.

Пьеса молодого белорусского драматурга Дмитрия Богославского «Любовь людей» победила во множестве драматургических конкурсов, после чего была поставлена в московском театре им. Маяковского и во многих театрах России. Екатеринбургский зритель видел спектакль Русского драматического театра из Улан-Удэ в постановке Павла Зобнина на фестивале «Реальный театр» (2013 г.).

«Любовь людей» имеет подзаголовок «из жизни в преддверии зимы и ожидании лета». Пьеса поражает странными, искусственными сочетаниями: обыденной, натуралистической обстановки – и почти античного сюжета, развивающегося в отношениях главных героев. Фабула как будто списана из криминальной хроники, и в то же время содержит классический любовный треугольник. Молодая женщина Люська, убив мужа-алкоголика Николая и скормив его тело свиньям, выходит замуж за милиционера Сергея, скрывшего ее преступление. К Люське приходит покойник, ее мучает чувство вины. Новый муж из ревности душит Люську и кончает жизнь самоубийством. Для «натуральности» введены дополнительные линии второстепенных персонажей: матерей и приятелей главных героев. Все происходит в обстановке спившейся деревни, приближая действие к реальности и затуманивая истинную сущность пьесы: трагедию души, запертой в темнице плоти.

Леван Допуа решился на эксперимент, взяв для постановки пьесу Богославского. Режиссер высвечивает социальную узнаваемость текста: в пьянстве, бессмысленной жестокости, мечтах вырваться из провинции в столицу, открытым текстом изложенных в монологе Насти (арт. Анастасия Железникова), в глубоком размежевании поколений. В спектакле больше плакатной актуализации, чем хоррора жизни глухой деревни. Между зрителем и персонажами возникает дистанция через иллюзию расслабленного «это не про меня».

Спектакль, на котором мне удалось побывать, играли утром для зрителей-пенсионеров, их реакция была ожидаемо консервативной, что повлияло на смысл представления. В центр внимания выдвинулась мать Сергея Лидия Федоровна (арт. Элеонора Землянская), проповедующая любовь как светлое чувство, дающееся человеку единожды на всю жизнь. В противовес четкой нравственной шкале старшего поколения история молодых (героям спектакля не больше 25 лет, хотя по пьесе им 35-40) воспринималась скорее как анекдот, нежели как трагическая притча.

Сюжет развивается в принципиально замкнутом пространстве абстрактной деревенской глуши, откуда не убежишь ни в районный городишко, ни в сказочную Москву. Декорация Виктора Моора замыкает сцену и первый ряд зрительного зала в условный деревенский двор-загон, обнесенный плетнем и обвешенный по периметру белыми простынями, которые в момент смерти героев повисают скрученными в жгут мешками. В центре вертикаль высохшего ствола, на ней соседствуют брошенное гнездо, скворечник, электрические изоляторы, смотровая вышка, «дом», обозначенный экраном переносного телевизора.

Действие строится на двух сквозных приемах. Внешний ход – следствие, которое ведет милиционер Сергей (арт. Яков Дергачев), собирая сведения о пропавшем Кольке. Персонажи сидят в первом ряду, прикрытые белой тканью, по очереди поднимаются для допроса на сцену. Общение и переходы через зал приглашают зрителя к участию в следствии, провоцируя на прямое общение.

Второй ход – музыкальная тема народной кадрили из фильма «Любовь и голуби», которая повторяется в качестве сюжетно-музыкальной связки, чтобы вызвать ощущение дурной бесконечности, зацикленности круговорота жизни. По замыслу постановщика, народный танец и следственный эксперимент на стыках между эпизодами соединяются механически, мешая друг другу, к финалу обнаруживая абсурдность веселья посреди вселенской тоски.

В спектакле эффект получился обратным. Всякий раз при звучании оптимистического аккомпанемента публика одобрительно хлопала, сводя на нет замысел режиссера. Бесконечные возлияния также вызывали похохатывание, фокусируя внимание на фоновых манипуляциях. Артистам приходилось преодолевать инерцию комического восприятия, прилежно исполняя символические действия с предметами. Простодушный ирбитский зритель реагировал на текст и открытую эмоцию, не придавая значения режиссерским метафорам.

Жизнь деревни разыграна по законам студийности: мальчики и девочки более или менее органично пьют пиво и обсуждают деревенские сплетни, причем разобрать их разговор не всегда удается, поскольку большинство мизансцен идут по среднему плану в тесном забытовленном общении. Лимитчик Чубас (арт. Тимофей Назаров) и его приятель Ванька (арт. Владимир Ильин) – условные деревенщины, так же мало натуральны их подружки. Выделяется роль матери Люськи Ольги Борисовны (арт. Оксана Иванова), нестарой еще женщины с въедливым характером и хлесткой речью.

Понимая специфику своего зрителя, режиссер перемонтировал пьесу ради прямого изложения сюжета: признание Люськи в убийстве мужа следует за наплывом – сценой, в которой наглядно показана история ее чудовищной семейной жизни. Режиссер вытаскивает подробности домашнего насилия на всеобщее обозрение. Под неумолкающую кадриль пьяный муж Колька (арт. Виталий Старожилов) швыряет Люську (арт. Ирина Татарникова) по сцене, обозначая избиение. Прибитая Люська, убаюкивая младенца, говорит о намерении «убить папку», но ее реплика заглушается фырканьем умывающегося на авансцене Кольки. Люська накрывает подушкой лицо захрапевшего мужа, затем хватает топор, втыкает его в обрубок доски,  плюхается на стул перед милиционером Серегой (арт. Яков Дергачев), огорошивает его признанием в убийстве и просьбой взять ее в жены.

В этот момент из зала доносится полногласное: «Нет!»

Реакция Сергея на предложение Люськи так же условна: он опрокидывает на себя из портфеля обрывки протокола, словно хлопья снега. Далее тема зимы как круговой поруки греха развивается в белых петлях шарфов, обвивающих шеи героев.

Молодая актриса Ирина Татарникова в роли Люськи сталкивается с непростой задачей. Завороженная страдалица и убийца, преследуемая угрызениями совести, требует глубокого трагического темперамента, которого у актрисы нет. Татарникова передает драму своей героини через пластику. Широкая и легкая поступь балерины при хрупком сложении и высоком росте, весь ее облик противоречит слову «деревня». В начале спектакля Люська выглядит лживой пустышкой, а во втором действии – оледенелой красавицей. Ее тема – в преддверии зимы.

В ожидании лета живет милиционер Сергей. В отличие от загадочной Люськи, он – простой живой человек, и в этом состоит основная сложность образа. Молодой артист Яков Дергачев входит в обстоятельства роли через физические действия: обливается водой, выжимая над головой мокрый плащ, пьет водку из горла, сдирает с себя рубашку, раскачивается на непослушных ногах, неумело бьет в лицо друга Ваню и не смеет коснуться возлюбленной Люськи. Сергей у Дергачева оказывается внутренне хрупким мальчиком, который взял на себя непосильную тяжесть преступления и не совладал с ней.

Роль Кольки в исполнении Виталия Старожилова сокращена до двух сцен, в которых даны состояния живого мучителя и мертвого мученика. Огромный пьяный дядька, перейдя в мир иной, превращается в огромного тихого дяденьку. Артист обладает недюжинной физической силой и ловкостью, падает с метровой высоты под сцену почти бесшумно. Его посмертное свидание с вдовой играется в тональности приглушенной лирики, без сущностного различия между мертвым и живой.

Спектакль Левана Допуа имеет подзаголовок «сцены из реальной жизни». И хотя представленная жизнь в нем довольно приблизительна, он вызывает живой зрительский отклик. А значит, является частью реальной жизни.

06.12.13.

Наталия Щербакова