"Последняя женщина сеньора Хуана", Т. Филатова
В подобного рода пьесах (и соответственно – спектаклях), где формообразующим принципом выступает конкретный – главный – персонаж, который является центром, вокруг которого все и закручивается,все остальное, включая все действия, как и других персонажей–это его фон, окружение, а также - способ раскрытия центральногообраза, задается совершенно определенный круг проблем. Собственно, первое и главное – самовоплощение - в конкретном, определенном актере,егопсихофизическое своеобразие и задает весь тон спектаклю какта точка отсчета, от которой все «пляшется». «Короля играет свита» - тот самый случай. И насколько убедительно это воплощение, что это, собственно, за «король» - стягивает все вопросы в один центр.
И второй момент, поскольку мы имеем дело с очевидной стилизацией, то – в какую, собственно, игру мы играем? И где границы той игры, через какие точки она проходит, когда перестает быть игрой и начинается то, что мы привыкли именовать «жизнью».
Главный герой–образ нарицательный, Дон Хуан (= Дон Жуан, это как раз правильнее, т. е. мы имеем дело как бы с истинным Дон Жуаном) – вечный любовник и ненасытный обольститель женщин, герой уже созданной традиции, задача нового Дон Хуана – и высказать нечто новое в этом произведении. Хотя он уже «тащит» всю свою литературную историографию, конечно, помогая рассказать историю. Но без нового поворота тут не обойтись.
Поначалу так и происходит: Хуан появляется «нетрадиционным» - в каком-то камуфляже, черные очки и надвинутый капюшон –эта ироничная подача выключает его из традиционного толкования, это некий Базилио - только очень уставший, с одной целью – скрыться подальше, чтобы его никто и не замечал больше, и, тем более, не хотел. Вечный Любовник бежит от любви, вообще от всех, тем более, женщин. И это- Дон Хуан! Он бежит не от врагов – от себя.И это главное. Но Дон Хуан не был бы Хуаном. И вот она - еще одна женщина – девушка = ребенок, правда, на этот раз- некрасивая, еще и не женщина вовсе, - но встреча уже произошла и от себя не уйти. Он на то и Хуан (и в этом его загадка, тайна его обаяния, оказывается, что любая женщина для него – она), он способен, если не влюбиться сам (здесь это именно так), но влюбить в себя, а именно – пробудить в женщине Женщину. (Правда, что потом с этим делать – в случае с Эльвирой, его брошенной женой, которая появится больше – как обличитель и обвинитель подлинного зла, которое скрыто в Хуане, который он на самом деле несет, - а Хуан, видимо, не знает. Его задача не в том. Он только зажигает пожар. А дальше…)
Но появляется Дон Хуан хорошо, сбив через иронию ту традиционную литературность, которой он обременен. Этот другой Хуан,и новое впечатление о нем.Но держится оно совсем недолго,Хуан надолго (почти на весь спектакль)превращается вДон Хуана – однообразно уставшего человека – под тягостью прежних – грехов – побед, которые теперь не нужны вовсе. Ирония пропадает, а с ней и тот возможно новый взгляд, на который делалась ставка в начале.Теперь все подается «в лоб», всерьез и на одной ноте. Хуан практически все время нудно разглагольствует, и совершенно не представить, не узнать в нем (арт. – засл. арт. РФ Е. Белоногов) – как этот человек мог покорить столько женщин. Верится с трудом или вовсе не верится.
Проблема тут в том, что попросту невозможно гарантированно найти того актера, который бы полностью соответствовал представлению – для всех. Этот Вечный Любовник – потенциальный обольститель – тебя и для тебя, а потому никаких гарантий нет и быть не может, у каждого свое представление, это понятно. И выход из этого круга только один – «короля играет свита», мы должны поверить через них, через уже сложившееся отношение. Конечно, это в принципе недостаточно, это «игра в Дог Жуана», мы просто договорились, иначе ничего не получится. И тогда вступает режиссерская составляющая, интерпретацию образа – с учетом психофизики конкретного актера как исполнителя роли. Это – конкретный Дон Хуан. Но – какой?
Уставший – да, подживший… Но тянуть эту единственную (пусть даже и вполне убедительную) ноту через весь спектакль... – невероятно трудная задача. И лишь ближе к финалу –вдруг появляется, на миг, как последний отблеск - в сцене «утра после ночи любви с Кончитой», тот Хуан, которым он, видимо, когда и был. Это и по сюжету вполне обосновано, тут спектакль движется полностью по сюжету.Но это действительно – лишь мгновение. И любовь Хуана – в данном случае к Кончите – это, скорее, воспоминание, подтверждение и иллюстрация его девиза, секрета, можно любить любую женщину, в каждой есть то, что этого достойно (просто уже то, что она женщина), это не реальная страсть, а как будто демонстрация своего философствования.
И финал – смерть Хуана – это прежде всего его поступок, доказательство не столько любви, но свидетельство того, что он действительно«сам Хуан», тот«настоящий мужчина», который не может отступить и предать, лучше - смерть. Это героическая смерть, где, тем более, нет уже места никакой вообще иронии, она попросту неуместна.(Но во всех других случаяхэтого иронического взгляда, прежде всего на центральный образ - просто катастрофически не хватает.)
Особенно несоответствие по способу существования становится очевидным при сопоставлении Дона Хуана с другими персонажами из окружения, иногда это «дистанция огромного размера», причем, не вполне оправданная.Напр., имея в виду персонаж Карлоса (арт. В. Скрябин) –пародия на мужчину, вечный соперник-мститель за брата: образдо предела утрированный и шаржированный до стилизации в той степени театральности, которая задается самим сценическим пространством, в моменте самого первого выхода персонажей. Или- образ поэтаМихо(арт. О. Меньшенин) – легкий и очень смешной, и в этом действительно убедительный. Они существуют в стилистике «театра представления», в то время, как Дон Хуан (как, напр., и его жена Эльвира (арт. - Е. Плакхина). Это несоответствие, некоторая «разношерстность», не дает возможности говорить об окончательно сложенном ансамбле спектакля.
ОбразЭльвиры важен еще и тем, что через нее приходит тема ответственности Хуана за его «подвиги», ее жизнь исковеркана, разрушена именно им. (Конечно, ее преследование мужа в течение 20 лет – нельзя понимать буквально (как и число всех его бесчисленных «жертв», тут вообще ничто нельзя понимать буквально), в общем, она нашла в такой жизни свое призвание, в конце концов быть женой Дона Хуана, который мог бы хранить супружескую верность – оксюморон… Но ее роль понятна и даже необходимо для наиболее полного раскрытия образа Хуана, правда, ее обличение остается только вербальным и потому никакого дальнейшего продолжения как будто и не имеет. Она действительно играет всепрактически «всерьез», это действительно психологический театр, она – оскорбленная женская судьба,ее страдания –дано буквально, вынесено на передний план, текст кажется перегруженным, и этот передний план и составляет все игровое пространство и действие. В этом смысле, пожалуй, они с Хуаном действительно составляют пару, оба «усиленно переживая», но в сравнении с другими существующими в том же пространстве сцены персонажами,даже - «пережимают» (иначе остальные персонажи будут считаться ходульными). Но мы все-таки «играем в страсти», и потому некая отстраненность, некое отношение – возможно, что и ирония –просто просится на сцену, она сущностно необходима. (Тем более, если помнить, как все персонажи появляются.)
Конечно, возможно, когда главный герой – центр –существует изначальнов некоей принципиально иной стилистике, герой как бы выделен из общего фона, находясь все время как – «в лучах прожектора». Но это должно подаваться как некийприем и принцип. Здесь, однако, видимо, не тот случай.
Окружение Дона Хуана это – Эльвира (жена Хуана), Карлос, хозяин гостиницы (арт. Г. Ильин), Матильда (жена хозяина гостиницы – арт. А. Федотова), Михо. Есть еще два персонажа – выделенные из этой «общей массы»:Кончита (арт. Т. Ишматова) и Исполнитель (арт – И. Шмаков). Тема любви и тема мифа.
Кончита - та самая «последняя женщина Хуана». Собственно, даже еще не женщина (во всех смыслах), без всяких надежд на любовь. Но какая девушка на любовь не надеется? Это противно ее сути и логике жизни.Вот и встречается на ее счастье Дон Хуан. Эта встреча забавна, совсем «не такая, как должна быть», без ослепления и «мгновенно вспыхнувшей страсти», в общем, интересно и не банально. Начинается игра, Дон Хуан, сначала безнадежно уставший и ничего давно уже ничего не желающий, - втягивается и оттаивает. Даже не любовь, но забота и понимание его оживляют. Или, вернее, дают возможность по-настоящему отдохнуть и расслабиться. Видимо, то, чего ему как раз и не хватало от женщины (не забудем, что, и это настоятельно подчеркивается, Хуану 50, возраст, видимо, критический, он на излете, дальше – будет только хуже, он не сможет уже быть «тем самым Доном Хуаном», время безжалостно, возможно только сохранить воспоминание, миф. И тут вступает роль Исполнителя). Но пока еще – роль Кончиты в судьбе Хуана, как и в своей судьбе. (Можно было бы сказать,что Хуан – пресыщенный, но это лишь допущение, «знание», что «так должно было бы быть», чем реальное ощущение от этого образа).Он вообще больше рассуждает о жизни (почти прошедшей), чем - все еще живущий. Кончита – это вновь вспыхнувшая жизнь,хотя – последний ее «всполох». (Хотя, опять же, особенно в сцене их сближения, которая решена очень верно в данном контексте, - это сближение виртуальное, большее – в мечтах, не «наличное», не телесное, это вообще, скорее, общение больше духовное. Что делать, Хуан уже таков. (А, может, и был таким всегда, кто знает.))
Кончита – живая, смешная, в ней заключена та наивная и сильная в своей правоте женская природа, которой, видимо, и заражается Дон Хуан (хочется в это верить). Особенно - контраст психофизики этих двух персонажей, грузность Хуана – это огромность медведя, держащего «в лапах» воробышка, охраняя и согревая его, - работает на снижение образов двух любовников, та самая ирония, которая тут все спасает и очеловечивает отношения. Выводит их историю из простой (?) плоскости любви «испанской», поднимает на уровень любви как нежности. А эта история уже, понятно, что ближе нам, русским.
После этой возлюбленной, после Кончитыуже нельзя будет представить никакой другой женщины (и потому она действительно последняя), как можно будет ее оскорбить присутствием другой?(равно - обидеть = убить. Это равносильно – обидеть ребенка. Поэтому тут и явный – финал судьбы Вечного Любовника. (Правда, возникает и подспудная мысль, может быть, и Эльвира, как вообще всякая влюбленная женщина была когда-то такой, наивной и преданной.) В объятиях этой девочкиХуан действительно успокоился. И – забылся, и - проснулся.Как будто бы к новой жизни. Хотя никакой уже жизни не будет. Зато он останется бессмертным.
Собственно, это логично, Хуан не возрождается как мужчина, это, скорее, его воспоминание о себе прошлом (если он вообще и был когда-то таким, в чем все же приходится себя уговаривать по ходу спектакля, но это уже другой вопрос), это теперь – человек, его любовь – это понимание сути женщины, по крайней мере, того, что ей нужно (в данный момент). Это и происходит – завершение «карьеры», выход в вечность. Он отдает жизнь за честь женщины, за свою честь, сделав выбор в сторону мифа о себе (нельзя ведь разочаровать, напр., ту же Кончиту), чем выбрать жизнь – уже не ту, потеряв себя как Дона Хуана. И сцена близости осуществлена как сцена фантазийная, осуществления в некоем виртуальном пространстве, они на том расстоянии, разведены в разные плоскости, что лишает любовь всякой плоти,иначе, видимо, это бы выглядело даже как некое «святотатство», слишком ребенок еще эта Кончита рядом с Хуаном, как ни желай обратного. Хуан уже, по сути, уже счастливо мертв как Любовник и Обаятель, Кончита влюбилась в него еще до его появления. Он, скорее, тут – добрый «пастырь», что-то неистребимо отцовское сквозит в каждом жесте его нежного прикосновения к ней.
И тут выступает тот, кто и приводит Хуана к смерти, кто ставит эту последнюю точку, кто обставляет эту смерть с серьезностью ритуала (Хуан тут выступает безусловно как жертва, наподобие жертвенного быка, вся сцена последнего поединка дана как бойня на корриде). Собственно, Дон Хуан уже находится в той точке своей судьбы, когда он больше не может оставаться Хуаном (как Дон Жуаном). Мир вокруг – сжался до металлического кольца, до удавки, ему теперь - либо отречься от себя (оставшись номинально в числе живых, но как Дон Жуан он уже будет мертв), либо… погибнуть буквально. Кольцо уже сжалось, все эти обступившие его люди – пришли со своими претензиями, которые он уже не в силах удовлетворить. Это претензии свиты, когда король утрачивает свое положение, как теряет корону. Сама корона теперь становится (а для свиты это всегда так) важнее самого носителя. Атрибутика власти важнее. Корона останется, а короля найдут. Тут возникает тема мифотворчества, ведь Дон Жуан – это мифологический персонаж. Ему невозможно сойти с пьедестала. Или это будет уже не он (время неумолимый убийца в любовном мифотворчестве). Лучше – фактическая смерть человека, чем развенчание его мифа для всех, кто в этот миф верил. Кончита бросает обвинение, что «они все предают его», выбрав или согласившись с убийством Дон Хуана, но, по сути, они как раз таким образом только и обнаруживают свою преданность. (Отказ в последний момент, т.е. выбрав все-таки человека – уже ничего не меняет. Он им просто больше не интересен.)
Он интересенКончите (хотя и не сразу), она полюбила его как реального человека, вернее, увидела в нем того из «предыстории», того Дон Хуана,который потом стал по праву Дон Жуаном. И он нужен ей как реальный Мужчина. И так же относится (в смысле, видя в Хуане реального человека и убивая его, оставляя теперь его как мифологического героя (ничто уже не может развенчать или поколебать мифа, Хуан теперь недосягаем для смертных) – тот, кого в пьесе называют Исполнитель (арт. И. Шмаков). Это некий представитель иных сил (властных структур, как мы бы сказали), антипод Хуана, он хотя и изокружения, но –не принадлежит «свите», он выдвинут – в мир иной, в посюсторонний (и уводит Хуана в результате туда). Это поэтому – действительный злодей (как бы ни очеловечивался этот образ и ни мотивировался смысл его действий им же самим им).У него нет собственных отношений с Хуаном (он все время повторяет, как заведенный, что «просто делает свою работу», и это значит, что Исполнитель не встроен с ситуацию мифотворчества и не является поклонником (с любым знаком) героя Хуана. Именно поэтому он и может расправиться с Хуаном).В общем, инфернальный образ, даже не Исполнитель, а - Проводник.
Но, видимо, это и мешает,делает образ решеннымнесколькоплоскостнои однозначно (он даже поданв какой-то «деревянной манере», словно в «одной краске», собственно, как и Хуан.Интересно, что они, стоящиев последнем поединке «на одной доске», на одной линии, решенные так – действительно составляют пару. Но это пара «шаблонных фигурок». Так бывает, когда персонажи – «слишком решены», кажется, слишком понятны в пьесе. Будто их и не надо додумывать, тем более, придумывать заново. Исполнитель статичен (как и Хуан), он больше говорит, чем действует (или действует через слово).Впрочем, это особенности и самой пьесы, иязыка, да и времени, когда такие пьесы писались.
Все, что происходит в пьесе – происходит буквально на переднем плане. И все проговаривается.Вся история начинается, доходит до кульминации и завершается на наших глазах. Часто кажется даже, что иногда происходит буквальное дублирование текстом действий. Поэтому текстовое, вербальное наполнение порой кажется и избыточным. (Возможно, это – с позиции сегодняшнего дня.) В этом смысле, финал, так, как решен – не вызывает ощущение утяжеленности, он как раз звучит верно найденным аккордом, отсекая все лишнее, как умеет делать хорошая пантомима. Здесь появляется и то необходимое пространство, «воздух» для некоей «собственной зрительской активности», время для осознания, что даже не предполагается по основному ходу спектакля, когда зрителя «тащат», почти не давая времени опомниться, заполняя все сценическое время и пространство – друг за другом появляющимися персонажами.
Вообще, могу позволить себе некоторое замечание, возникающее от впечатления той разности, разведенности- во времени – когда была написана пьеса Л. Жуховицкого (это начало 80-х) и сегодняшним днем, к которому относится уже и режиссерская составляющая, т.е., собственно, само воплощение этого драматургического материала.Тут почему-то чувствуется некое - если не противоречие, то – несоответствие, пьеса написана так плотно текстово, в ней прописаны как будто и само сценическое пространство, что для режиссерской составляющей места, как будто, остается мало. А где она проявляется, несостыковкибросаются в глаза.
Напр.,в решении с Терпсихорами –в виде неких «муз» (образ и –«всех женщины вообще Дон Хуана - Жуана, и идеальныйих образ, и вожделенные и еще нереализованные желания, и даже недосягаемость, а отсюда и то представление чистоты = белых одежд, и проч., и проч.) «греческого типа». Они не просто «не монтируются» со всем остальным визуальным поддерживаются. Отсюда и ощущение случайности найденного образа.Пантомима тут как решение кажется «лежащим на поверхности» и даже слишком банальным.
Хотя в целом спектакль оставляет хорошее впечатление, это некое большое полотно, многонаселенное, последовательно протягивающее основную и ясно сформулированную мысль (конечно, опять же благодаряи самому тексту пьесы), с крепкими и, в целом, удачными актерскими работами, современной, легкой декорацией, мобильность которой, наверное, могла бы использоваться и в большей степени (художник – Л. Семячкова).
Музыкальное решение спектакля (композитор – С. Моисеев).Не будучи жесткопривязанным к некоей мифической «Испании», не ставя задачу простой иллюстративности, спектакль только выиграл в сторону современности такой музыкальной составляющей. Музыка по-хорошему ненавязчива, в то же время – создает то пространство, в котором осуществляется развитие действия. Наиважнейшей точкой в музыкальном оформлении является, конечно, песня Кончиты: живое исполнение создает тот необходимый эффект «чистоты родника» - в практически непрерывном крике и шуме «испанских страстей». Эта песня не мешает - спать уставшему Хуану), но помогает выразить любовь – истосковавшейся по любви девочке Кончите. Ее трогательность и в то же время сила, когда, видимо, пришло время женщине не только брать от Хуана (он уже вымотан донельзя), но и отдать – свою заботу и нежность. Как передышка в любовном бою. Любовь, оказывается, может быть не только поединком, боем, но и отдыхом, чем-то совсем иным. И это уже совсем не испанская история…
Введение в пространство спектакля виртуальную составляющую, визуальную «киношность», экран, за которым – «театр теней», где и происходит все «самое ценное» - совершенно современное решение для театра. Этим приемом активно пользуются, и здесь это более, чем уместно. Это разведение плоскостей составляет необходимый и объем сложностьконструкции внутреннего пространства. Возможно, хотелось бы даже большую задействованность этого приема. Тем более, что данный конкретный текст этой пьесы настоятельно требует сегодня не столько даже современного прочтения, сколько современных, работающих в сегодняшних реалиях театра – способах воплощения. С большей частью своих задач театр в данном случае вполне справился, с чем и можно его поздравить!
Татьяна Филатова