"Ретро", Т.А. Филатова

Рецензия на спектакль Первоуральского театра драмы

«Ретро» (по пьесе А. Галина) в постановке  С. Н. Губаря

сезон 2013-2014 гг.

 

   Понятно, что актуальное – это актуальное когда-то, актуальность – преходяща, и как, получая дивиденды в настоящем, потом – надо будет уже за нее платить, вернее, расплачиваться. Драматургия А. Галина – как раз такой случай, его тематика и коллизии – вписаны в конкретно-социальное, теперь – в буквальном смысле, как таковое – их можно только рассматривать как своеобразное ретро, как свидетельства эпохи и времени. Конечно, можно попытаться вычленить «главное» и непреходящее, то ядро, что практически в любом, даже самом конкретном заключено от вечности, в данном случае – это тема стариков. И не просто стариков (их изнутри – никто не рассматривает), но как объект сочувствия и жалости, сострадания, как та лахмусовая бумажка, которой все проверяется. Чисто русская интенция. Дети, старики (а так же – животные, здесь вообще без всяких намеков, просто как «братья меньшие», прошу понять правильно) достойны любви и заботы. Просто потому – что это так есть. Так уж мир устроен. Если он, этот мир, не хочет скатиться в пропасть. Главный посыл данного спектакля – вполне очевиден и понятен с первых же сцен. Это взывание к человечности. В этом смысле он пронзителен и ясен – в хорошем смысле. Кто же, действительно, будет с этим спорить.

    У Галина все сложнее, его интересует в том числе и конфликт поколений, а значит, младшее поколение (представленное дочерью главного героя и ее мужем) тоже имеют своего адвоката (в лице того же мужа, которому тоже дается право высказаться, хотя в конечном итоге для расклада сил это уже ничего не меняет. И не могло изменить.) Но у них есть тоже собственная правда. Какая есть. И в этой правде, как бы она кому-то не нравилась, повинны не только социальные условия (как часто для той же русской традиции), но и это поколение – старших, которые их воспитали (в пьесе напрямую говорится, что отец их оставил, и девочка росла, как и выросла. И какие у него претензии после этого? А у нее претензии есть. И их тоже можно рассматривать.). Но для спектакля это совершенно несущественно, внутри этой расстановки сил младшее поколение – другой полюс – выполняет исключительно вспомогательную роль: они только выводят на сцену, собирают воедино и устраивают им встречу – этому старику (потенциальному жениху в данном случае, что звучит просто оскорбительно – для него самого в первую очередь) и для его трех возможных невест. Вот тут и начинается самое главное, собственно, оно и заканчивается. Т.е. никак не развивается, в том смысле, чтобы это поколение хоть как-то понять. Понятно, что все они очень несчастные (с разной долей этой обделенности счастьем и с разной возможностью переживания своего одиночества, хотя и не все героини, да и герой – одиноки в буквальном смысле, у них есть семья, дети. Но своей второй половинки нет, значит, одиночество на лицо.). И вот чтобы попытаться преодолеть это самое одиночество, они и собираются в этом доме, каждый делая вид, что тут не смотрины, а… что-то просто так, случайная встреча. (Потом, конечно, все возвращаются по второму разу, потому что одиночество не преодолено.) В спектакле оно преодолевается! Но не с дочерью – у отца (все-таки так и не получилось, не хватило чего-то, да и от него как-то не очень-то были видны усилия по преодолению отчуждения, тут это, видимо, навсегда, и остается только надеяться, что когда она сама просто состарится, то поймет… Правда, у нее своих детей нет, и видимо, не предвидится, у такой-то стервы и сволочи законченной (какой она тут представлена без обиняков!)) - а вот у старшего поколения преодолеть свое одиночество (пусть даже и на короткий срок – получилось! Потому что это все очень милые старички, и только неизвестно, почему они раньше, собственно, этого не сделали, что им помешало, или, вернее, не помогло, ведь как они выстроились в финале – они могли бы так встретиться и на лавочке, на улице, например… Но это уже фантазии, тогда бы не было пьесы, вернее, спектакля.

     Это очень пасторальная картинка единения, и ничего худого в пасторальности вообще-то нет, это существует как напоминание всем остальным: «все там будем!», «будем человечны, человеки-люди». Если только с этой точки зрения рассматривать (а кажется, что никакой другой задачи режиссером и не ставилось), то все получилось вполне. И не надо налагать никаких дополнительных обязательств по психологическому анализу, размышлению, тут действуют не психологические, и тем более, не социальные типы, здесь просто все разделены по отношению к своему поколению, то поколение – было интеллигентным, оно не вписывается в наши «волчьи реалии», уход первого неизбежен, и не только по законам возраста, им в этом мире делать нечего, они растеряны и беспомощны, и все, что остается, это только, взявшись за руки, идти строить свое светлое общество, вдалеке от «пыли и города», что они, видимо, и делают в финале. Уход в деревню – тоже вполне из той же нашей традиции, все нормально (вопрос, уедут ли действительно эти старики в деревню – праздный, скорее всего, нет, но ведь и не в этом дело, они явили собой полное обличение этой жизни, из которой они добровольно уходят, а мы должны, оставаясь, подумать, почему им тут так плохо. А, может, и нам тоже.).

    Есть, правда, одно, что все-таки все отравляет, несколько как-то «подпорчивает», это – сам текст Галина, если его брать без купюр и некоторой обработки с отсылкой на время. Так, например, дочь, отправляя отца к нему в деревню, (откуда она его, кстати, взяла некоторое время назад, потому что одному тяжело, но теперь он, возможно, что уже не один, да и тут тяжело, жизнь совместная не пошла, не получилось навести мосты) передает через одну из женщин, что его пойдут провожать, деньги. Помощь. Жест доброй воли, забота дочери. Только это – всего лишь бумажка в пятьсот рублей, надолго ли это хватит? Когда писалась пьеса, эти деньги что-нибудь значили, и немало, на первое время действительно должно хватить. Но теперь это прочитывается лишь как издевка, причем, какая-то злобная, мелочная… И таких «отсылок в прошлое» как реалий времени – очень много. От них (не от всех, конечно, все-таки можно было избавиться. Можно ничего и не трогать, если… - обвести все происходящее в рамочку, заключить в какую-то рамку времени, представить происходящее на сцене действительно в виде «ретро» в буквальном смысле. Тем более, что на это работает внешний антураж, рассыпанный по сцене – телефон, мебель… Собранные с таким вниманием. Но это не задано так. Это вообще не задано. И получается что-то странное. Главное, жалко, что внутри пьесы нет никакого развития, чем разматывания самой коллизии: знакомство-встреча-расставание… Все персонажи как были, так и остались, и при этом остается совершенно непонятным, почему они в самом финале, «под занавес» вдруг объединяются на одной общей фотографии, «прощаясь с нами». Что их свело вместе? Видимо, ничего, как не сводит ничего – перед вспышкой фотографа – на семейной фотографии, где и семьи-то не было, впрочем. Но если «так принято»…

   Так и в спектакле все по принципу – «так принято»: стариков надо жалеть и по возможности понимать, и никогда не задаваться вопросом, почему, собственно, эта семья не сложилась, и кто виноват… Потому что тут точно ответов нет. Потому что нет и вопросов. А без вопросов жить проще, как известно. Хотя искусство как раз чаще всего задавалось вопросами. Хотя гуманистическую составляющую, по крайней мере, нашего искусства, никто не отменял.

Татьяна Филатова