"Ромео и Джульетта", А.В. Кокин
Самая знаменитая история любви всегда рассказывается под музыку. Чтобы не тревожить тени Прокофьева и Бернстайна, достаточно вспомнить музыкальные темы фильма Дзеффирелли, да хоть и саундтрек к спектаклю Коляды, продающийся на отдельном компакт-диске. Ирбитский спектакль поддерживает традицию и временами вообще стремится к мюзиклу.К такой мысли подталкивает хард-роковый пролог и сам характер использования музыки далее: не только в ткани спектакля - фоном, сопровождающим действие, но и в качестве самодостаточных интермедий.Хотя, конечно, музыка здесь не жанровая доминанта, а универсальный способ «через уши» подобраться к сердцам молодого зрителя.И здесь стоит похвалить автора музыкального оформления Александра Фоминцева. Если упомянутый уже хард в прологе несколько насторожил концертной прямолинейностью, то выбор главной музыкальной темы и ее развитие стали приятной и изобретательной неожиданностью. Известнейшийхит RollingStones «Покрасьэто черным» (PaintItBlack) обнаруживает способность звучать не только, как рокнрольный«боевик», но и как церемонная павана на балу, серенада, церковный хорал и даже реквием.
Впечатляет и визуальный образ спектакля.«Раздетая» сцена обнажает машинерию и осветительные приборы. Изъеденная временем кирпичная стена старого (самого старого в области!) театрального здания придает ощущения доподлинности. И посреди этого театрального «нутра» стоит двухэтажная декорация, отсылающая своим полукругом к античному амфитеатруВероны, да и к театру вообще, не давая забыть, что все происходящее – представление. А в сценах поединков на усыпанном соломой планшете игровое пространство вообще становится именно «Ареной» (так и называется веронский Колизей) для боев без правил. Жаль, что опускающиеся вокруг бьющихся соперников решетки из легкого металла телепаются и гремят жестью, неловко выдавая свою бутафорскую природу,и чересчур явно контрастируя с брутальной каменной стеной.
Костюмы, пожалуй, тоже хороши: не являясь ни историческими, ни окровенно современными, подчеркивают универсальность истории. Недоумение вызывает разве что первое появление Париса в леопардовом трико.Может, такой наряд и был бы уместен на балу, но в уличной сцене наводит на странные мысли о персонаже. Впрочем, Парису вообще не повезло – в конце, в могильном склепе он даже не появляется, избегнув, таким образом, фатального поединка с Ромео и трагической незаслуженной смерти. Ну, да бог с ним, – неплохой был, если следовать Шекспиру, человек, но для сюжета важный лишь, как еще одна неизбежность, ведущая к роковой развязке.
Вообще, сокращениютекстподвергся значительному и не всегда для меня оправданному. Уместить трагедию в один акт – задача не из легких.Без изъятия целых монологов и сцен не обойтись, хотя часто, кажется, оно производилось не из соображений сохраненияцельности и непрерывности действия, а исходя из имеющихся актерских ресурсов. Так, если из словесных перепалок с товарищами Меркуцио – А.Перов не высекает искру юмора, то и «Королеву Маб» лучше пустить под нож. И наоборот, поскольку С.Вялкова –Кормилица обладает комическим обаянием, то ее байкам и монологам оставляется неоправданно (для действия) много места, хотяв ее способах добывания смеха и ощущается некоторый перебор, заслоняющий трепетность отношения няни к подопечной.
Ну и, конечно, когда сам трагический финал несется буквально галопом, зритель буквально не успевает осознать трагедию юных влюбленных, а кто-то из сидящих рядом подростков и вовсе хихикает. Дело здесь не в отсутствии воспитания, тем паче художественного, у подрастающего поколения. Самая печальная повесть на свете способна пронять любые сердца. Но чтобы в финале были слезы, до того мы должны успеть полюбить героев. И, что важнее,сами герои– друг друга.
В.Логинова с первого появления своей Джульетты берет резкий тон «трудного» подростка, протестующего против всего мироздания.Маска на затылке (бейсболка козырьком назад?) – как нынешний хештег #вывсёврёте, я другая! Когда Мать и Кормилица при нейначинают судачить о ГЛАВНОМ, она не в состоянии вытерпеть все эти «взрослости», в ожесточенном молчании буквально лезет на стену, - это неожиданно и здорово придумано. Юная максималистка с угловатыми движениями поначалу противоречит традиционному представлению о трепетном создании, но актриса уверенно следует выбранному рисунку и вскоре привыкаешь: да, вот такая Джульетта – то ли гот, то ли эмо.
Ромео появляется тоже эффектно и в духе времени: через зал, мурлыча под нос что-то, напоминающее рэп (привет фильму База Лурмана). Беда в том, чтоиоригинальный текст звучит не выразительнее хипхоперской бормоталки. Конечно, шекспировский слог предъявляет особые требования к исполнителю, но у В.Коновалова уходит слишком много сил на борьбу с пятистопным ямбом, так что порой просто невозможно уловить смысл произносимых слов.
В результате самой любви не получается«поверить на слово». К тому же купирование коснулось и любовных дуэтов, а ночная сцена вообще перенесена в оркестровую яму, так что вначале перед нами поясные фигуры (как же бахтинский «низ»? – герои отнюдь не бестелесны), а затем они, обменявшись репликами, просто ныряют в яму. И никаких «соловьев иль жаворонков».
В этом мне видится причина неадекватной реакции части молодежной аудитории. В отсутствиелюбви и сама смерть не воспринимается, как трагедия.
Алексей Кокин