"Ромео и Джульетта", Н.Г. Щербакова
Отчет о спектакле Серовского театра драмы им. А. П. Чехова
У. Шекспир «Romeo & Juliet (Ромео и Джульетта)»
Режиссер-постановщик Юлия Батурина. Сценография – Алексей Унесихин. Костюмы – Елена Королева. Музыкальное оформление – Петр Незлученко. Режиссер по пластике – Алишер Хасанов. Постановщик боев – Анатолий Лепихин.
Спектакль поставлен для молодого современного зрителя, скажем так, для гражданина информационной эпохи, вне зависимости от национальной или географической принадлежности равно свободно чувствующего себя и в Вероне, и в Серове, и в Токио, поскольку границ в глобальной паутине не существует.
Принципиально раскрепощенная авторская установка видна в жанровом определении «фэн-фикшэн» – термине, заимствованном из практики массовой литературы, и означающем производное сочинение, сотворенное фанатами на основе популярного оригинального произведения.
Создатели спектакля как бы заранее предупреждают о необязательности следования какой бы то ни было традиции, поскольку фантазийный жанр позволяет сколько угодно варьировать все, что уже было сказано или сочинено предшественниками на заданную тему. Поэтому в действии естественным образом смешаны скрытые цитаты из фильмов Лурмана, Тарантино и Бессона, спектаклей Николая Коляды и Юрия Бутусова и так далее. Впрочем, организовано мозаичное полотно единой волей фанатеющего сознания, разрывающегося между любовью к Шекспиру и страстью к Японии.
Театр, как известно, отличается от других видов творчества тем, что в нем живой актер играет живого человека в присутствии живых зрителей. Следовательно, сколько бы ни было повторов, всякий заново играемый спектакль по определению будет уникален. И как бы ни прятал артистов за своими отсылками и стилистическими комментариями режиссер, они все равно будут играть живые человеческие проявления и тем будут интересны публике.
Здесь, как мне кажется, проблемное поле, на котором создается драматургия спектакля серовчан. Декоративная японская экзотика, накрывающая условную Верону в спектакле Юлии Батуриной, интересна до поры до времени и, главным образом, условному зрителю, считывающему эту символику и зараженному япономанией, подобно создателям спектакля. Как тут не вспомнить Алексеевский кружок и оперетту «Микадо»?
Безусловный плюс, который дает погружение в инонациональную культуру, заключается в том, что у артистов возникает на сцене много дополнительных задач, по преимуществу физических: драки на экзотических видах оружия, национальные танцы, резкая пластика военизированного сообщества, ритуальная слаженность и ритмическая насыщенность «прикрывают» отсутствие трагического темперамента или просто артистическую неопытность.
Режиссеру Юлии Батуриной не откажешь в умении выстроить спектакль по законам зрелищной занимательности. Постоянные переключения внимания с живого актера на видеопроекцию, с маскарадной дискотеки на интимную сцену, с общего плана на сверхкрупный, когда, например, в сцене под балконом Джульетты разгоряченный Ромео оказывается среди зрителей, – всё это держит зал в остром напряжении, которое, мне думается, напоминает драматическое воодушевление. Но – лишь отчасти. Взяв за направление эскалацию зрелищности, режиссер не может допустить, чтобы зритель заскучал или отключился, поэтому в каждом следующем эпизоде обновляет яркие костюмы, аутентичные маски, соединяет смешное и ужасное, придумывает новые ритуалы, которые, в конце концов, получают самодовлеющее значение главного содержания спектакля.
У любого зрелища бывает послевкусие – то, что не выветривается из эмоциональной памяти спустя какое-то время после просмотра. Для меня в спектакле серовчан есть два таких момента. Это искаженное судорогой, некрасивое лицо Джульетты – Александры Незлученко – воплощенная боль жизни, которая убивает возлюбленных. И младенческая улыбка мертвого Ромео – Алексея Наволокова, свернувшегося калачиком на смертном одре в ногах пробудившейся супруги. Человеческая история возлюбленных, выброшенных из компьютерной машины в вечность…
Наталия Щербакова
03.11.2013г.