Заказ товара

руб.

Мы зарезервируем заказнный Вами товар на 5 дней; для его оплаты и получения Вам необходимо явиться в ДА в рабочее время с понедельника по пятницу.

"Русалочья сказка", А.В. Кокин

Несмотря на то, что в афише спектакля в качестве источника указан только народный фольклор, сквозь текст, написанный самим режиссером Алексеем Уставщиковым, явственно проступает одноименная сказка Алексея Николаевича Толстого. Одинокому Деду в мечтах представляется дева-рыба, и вот однажды он наяву вытаскивает из колодца (у Толстого из проруби) русалку, теряет рассудок от диковинной красоты и начинает выполнять любые ее прихоти. Старческому помешательству пытается противостоять кот (у Толстого хвостатый оппозиционер вообще заканчивает свои дни в удавке; слава богу, в интерпретации Уставщикова он жив, хотя и угнетен). В конце концов, русалка берет деда под окончательный контроль и лишает дома (в финале кровожадной сказкиТолстого так и вовсе вырывает ему сердце).

На этом фабульные сходства заканчиваются. Во первых, в спектакле сказочная дива имеет двоякую природу: днем она «чистейшей прелести чистейший образец», а ночью обращается страшной водяной кикиморой, в облике которой и творит всяческие злодейства. Кот, как уже было сказано, не только остается жив, но и помогает бездомному деду заручиться помощью поочередно Реки, Ветра и Солнца, чтобы изгнать оккупантшу и вернуть жилье. Совершенно, правда, непонятно ни из текста, ни из сценического действия, в чем именно эта помощь заключалась, и куда в итоге делась злыдня.

Правда, Дед дает обещание больше не лениться и не лежать на печи (почему, собственно, это грех для пожилого человека?), что и служит залогом божественной помощи. Сама же решающая схватка Добра со Злом оказывается за рамками спектакля и просто констатируется в виде информационного сообщения о том, что все закончилось хорошо. Нравственное перерождение главное героя вознаграждается повторным явлением «правильной» человеко-рыбины (наяву?), которая, очевидно, и будет скрашивать старцу дни, исполненные отныне труда и забот, как и обещано стихиям.

Смысловая и дидактическая невнятица усугубляется стремлением облечь рассказ в стихотворную форму, приправив ее скоморошьими прибаутками, отчего нарратив нередко приносится в жертву рифме и размеру. Очевидно, создатели и сами это понимают, не случайно перед началом завлит (прошу прощения, если ошибся) предупреждает детей, что они не сразу привыкнут к обилию пословиц и архаизмов (знают ли дети само это слово?), затрудняющих понимание текста, и, на всякий случай, сразу выдает главный сюжетный «спойлер»: речь пойдет о противостоянии Деда и Кикиморы.

Если же сразу настроиться воспринимать спектакль по преимуществу глазами, как, по-моему, и происходит у детей, то поводов для удовольствия найдется немало. Главный элемент декорации –колодец обнаруживает способность превращаться то в интерьер избы,то еще во что-нибудь, откинув борта сруба. Кукла Деда трогательна выражением глуповатой доброты, огромные глазадневной Русалки с черными зрачками сразу вызывают зловещие подозрения, кот (как и Дед) забавно семенят ножками. Понимаю, что несерьезно, но когда куклы «умеют» это делать, мое заскорузлое сердце тает. Уморительно смешна проплывающая в дедовых мечтах упитанная «хорошая» русалка. Но главный кукольный аттракцион обнаруживает себя неожиданно, когда в ночных сценах с плетня на заднем плане снимают тряпки и разворачивают их к залу жутким «лицом» ночных кикимор. Во всех трех ночных сценах эти «лики ужаса» разные. Ночные шабаши злых духов сопровождается языческими камланиямии шаманскими танцами с поднятыми масками страшилищ. Завораживающие приговоры-заговоры пропеваются живыми голосами, - и это прекрасно (терпеть не могу «плюсовки»). Отлично работает разность масштабов кукол-масок в полный человеческий рост и «кукол-кукол», беззащитных перед злыми напастями. Вообще, ночные сцены

захватывающе страшны и тем прекрасны.

Чтобы закончить разговор и визуальной стороне, - неряшливо выглядит в сценах с добрыми «стихиями» проекция водной ряби. Во-первых, она заведомо не может попасть только на специально приготовленную длявидеоэффекта поверхность, и дробится разнымипланами на персонажах, на декорации, на заднике, создавая визуальную «грязь». Во-вторых, ее слишком много. Понятно, что Река, Русалка и Кикимора принадлежат водной стихии, но мы уже хорошо это запомнили, а дополнительной образности это видео не придает.

При всех замечаниях, относящихся главным образом к инсценировке, считаю, что страшноватая сказка украсила афишу театра, заняв свое место среди более привычных для утренников милых историй про зверюшек.

А.Кокин