"С широко закрытыми глазами", Н.Г. Щербакова

Пьеса скандинавского драматурга Августа Стриндберга «Фрекен Жюли» манит российский театр в течение целого столетия. Написанная в 1888 году, она двадцать лет находилась под запретом в пуританской Швеции. В финале киношедевра Ингмара Бергмана «Фанни и Александр» героиня, освободившаяся от супружеской тирании изувера-священника, с восторгом первооткрывателя предвкушает возможность поставить в театре пьесу «этого женоненавистника».

История влечения графской дочери к лакею, начинаясь как мезальянс, оборачивается экзистенциальным бунтом героини. Предваряя драматургию театра жестокости, «Фрекен Жюли» опережает свое время, шагнув в XXI век.  Возвращаясь на подмостки приливными «волнами» – через современную адаптацию, как в спектакле Томаса Остермайера в Театре Наций, или растворяясь в символике модернистской «сонаты призраков», как у Александра Галибина в Балтдоме, – она всякий раз обретает новое звучание, высвечивая смысл, никогда полностью не равный первоисточнику. Воплощая сумрачную фантасмагорию Стриндберга, режиссер зависит от способности артистов погрузиться в «драматическую воронку» непримиримого противостояния: социального, психологического, сексуального, нравственного. Мучительные внутренние противоречия Жюли и Жана требуют мощных актерских средств выразительности, трагического темперамента и психологической глубины проживания. Либо взыскуют поэтической режиссерской формы, способной вскрыть мрачный экспрессионизм пьесы.

В спектакле Татьяны Захаровой очевиден поиск компромисса: желание соединить сегодняшний взгляд на отношения между героями – с проникновением в то «слишком человеческое», что делает стриндберговский сюжет вневременным. Режиссер не тратится на современную трактовку социальной пропасти, заявляя ее как условную данность: фрекен Жюли – госпожа, Жан – лакей, Кристина – кухарка.

Сценография Людмилы Семячковой раскрывает выморочную двойственность стриндберговской реальности: кухня, обвитая медными трубами коммуникаций и обшитая растущей из почвы проволочной клеткой, словно вывернутая наизнанку внутренность мира, в котором препарируются человеческие чувства. По трубам вместо воды сыпется песок, стук падающих камней отсчитывает секунды истекающей Ивановой ночи. Художник создает фантастическую условность сценического существования, в котором бытовые движения обретают символическую окраску.

Действие разворачивается в мистическую Иванову ночь, когда каждая девушка ждет своего жениха. На языческом празднике пляшет «народ»: под душераздирающие крики Тома Уэйтса четыре женские фигуры, запакованные в фартуки-мешки, с холщовыми слепыми балаклавами на лицах, хороводятся в брейк дансе вокруг единственного мужчины. «Слуги сцены» дробят действие пунктиром режиссерского комментария, замыкая вокруг фрекен кольцо мучительного морока.

Социальные «роли» отражены в разности способов существования персонажей и воплощены в гротесковой пластике (балетмейстер Светлана Скосырская). Кухарка (Елена Мещангина), как серая мышь, шуршит кухонной утварью, грызет сырое тесто, тряпичным чучелком виснет на шее у жениха, мертвецки засыпает на скамье, накрыв лицо фартуком, словно кукла, у которой кончился завод.

Влас Корепанов в роли Жана молод, физически крепок и пластичен. Актеру удается передать мятущуюся непоследовательность настроений Жана, перепады от дерзкого тщеславия к приступам ужаса и самоуничижения. Сквозная линия роли строится на раскрытии характера современного авантюриста, ищущего социальный лифт, потребителя, не обремененного нравственной рефлексией. Душа Жана раболепна и ничтожна, как и его мечты о собственном отеле в Европе. Лакей демонстрирует универсальную гибкость позвоночника, горделиво расправляя брутальные плечи перед Жюли, но при первом звуке хозяйского голоса подобострастно припадает к графским сапогам. И в нем вскрыт принцип перевертыша: внешняя сила скрывает внутреннюю ничтожность.

Если у режиссера есть актриса на заглавную роль, «Фрекен Жюли» можно считать состоявшейся. У Татьяны Захаровой такая актриса есть. Фрекен в исполнении Анны Каратаевой становится эмоциональным центром спектакля. Ее Жюли избавлена от мелодраматической нервозности. Рисунок роли создан в тесном сплетении танца и психологического проживания. Актриса раскрывает образ Жюли поступательно, от высокомерной позы графской дочери – через внутренний хаос саморазрушительной страсти – к осознанию собственной вины и ответственности. В начальных эпизодах госпожа дефилирует на стеклянных «лабутенах», доминантно нависая над лакеем, провоцируя и дразня мнимой доступностью. Интимных сцен в спектакле нет. Любовный поединок разыгран как борьба воль, в которой каждый участник одновременно победителен и повержен. Актерски сыграно изменение в физическом самочувствии фрекен после возвращения из комнаты Жана: босая и простоволосая, Жюли забирается под стол и зябко кутается в кофту, брезгливо обдергивая подол. Сквозное действие построено на очеловечивании, очищении через страдание и само-казнь героини. Жаждущая любви Жюли сама не способна любить, ее научили только повелевать и унижать – и в этом ее вина и слабость. Вскрывается главный тезис пьесы: последние станут первыми. Способность к самоосуждению – качество подлинно трагической героини – дает ей шанс стать свободной, вырваться из клетки социальных предрассудков и собственных комплексов. Отталкиваясь от проблематики борьбы полов, режиссер выводит сюжет на уровень общечеловеческой экзистенции. Финальная метафора с убитой птицей, ожившей после самоубийства Жюли, раскрывает замысел постановщика: любимый чижик фрекен – ее душа, отторгнутая механистичным миром полу-животных и химер.

Спектакль «Фрекен Жюли» обладает несомненным качеством режиссерского театра – созданием единой художественной целостности сценического действия. Молодежный состав, острая гротескная форма, тема выбора собственной жизненной позиции в сложнейших социально-сексуальных вопросах, – все это делает спектакль интересным для молодого зрителя. Заявленный возрастной ценз 16+ соответствует содержанию спектакля. Эстетика спектакля не оскорбляет чувств верующих, не содержит сцен насилия, призывов к экстремизму и сцен порнографического характера.

Наталия Щербакова

театральный критик, кандидат искусствоведения,

 член секции критики СО СТД РФ

24.03.2017.