"С широко закрытыми глазами", Н.М. Решетникова
Нездоровый ажиотаж, который возник в связи с этой постановкой , напоминает ситуацию с первоначальным отношением к самому драматургу, его творчеству и данной пьесе, в частности. Для 19 века ( а пьеса была написана в 1888 году) все, о чем и как писал шведский драматург Август Стринберг, казалось абсолютно новым, дерзким, разрушающим традиции - непривычными были темы и художественный язык. Писатель был врагом пуританской морали, часто обращался к вечной борьбе женского и мужского начала , отрицал однозначность в показе человека, его мира, его страстей. Он заговорил не только о социальном расслоении, но и психологии людей, оказавшихся на разных ступенях социальной лестницы. Его герои из живой человеческой плоти с ее естеством и буйством, они и говорят языком самой жизни , а не привычных , зачастую упрощенных и бесполых театральных схем. В пьесах его кипят страсти и нет в них ничего упрощенного, как нет этого и в реальности.
Еще в начале 20 века новаторство Стриндберга, основателя «новой драмы», высоко оценили Лев Толстой, Максим Горький, Антон Чехов, Андрей Белый. Интерес к его драматургии во времени и в разных странах то затухал ,то разгорался вновь. И всегда находились те, кому пьеса « Фрекен Жюли» или « Отец » казались чересчур смелыми или вообще не приходились по вкусу. Но время все расставляет по своим местам. Сегодня, в веке 21 ом, и в реалиях сегодняшнего времени особенно , говорить о праве (или уместности) выбора любым театром смелых психологических драм Стриндберга – нонсенс, это как-то даже неприлично. Великий шведский драматург Стриндберг – классик и его произведения не нуждаются в защите, его имя стоит рядом с именем Чехова. А пьеса «Фрекен Жюли» признана вершиной драматургического творчества.
Особенно часто это название стало появляться в репертуаре наших театров, начиная со второй половины прошлого века. И с той поры редкий профессиональный театр России обходит его. Совсем же недавние яркие примеры - постановка «Фрекен Жюли» в Театре Наций блестящим немецким режиссером Томасом Остермайером с Евгением Мироновым и Чулпан Хаматовой в главных ролях или спектакль в театре имени Евгения Вахтангова, руководимом гениальным Римасом Туминасом.
Режиссер Татьяна Захарова тоже решилась поставить это сложнейшее произведение, причем , на сцене нового пока для нее Молодежного театра. (это всего вторая ее постановка здесь после детского спектакля по Г.Х.Андерсену « Стойкий оловянный солдатик ») . Как мы могли убедиться, во всех своих прежних работах Т.Захарова ставила перед собой и артистами сложные задачи, на которых только и можно расти профессионально. Поэтому она выбирает Шекспира, Петрушевскую, Мрожека, Стринберга. Человек еще молодой, она стремится к поиску яркого театрального языка, которым можно искренне разговаривать о важных, трогающих душу и разум зрителей вещах. Она не старается угодить публике любой ценой, поэтому ее спектакли « царапают », заставляют душу и голову работать. И порой именно поэтому считаются дерзкими, непривычными и, как все новое, не всеми принимаются. Они и не претендуют на совершенство и часто уязвимы, в чем-то непоследовательны или избыточны по приемам и средствам выразительности, но в них всегда ощутим современный пульс и нерв, неравнодушие, живые чувства , богатая фантазия , щедрая театральность.
И на сей раз режиссер осталась верна себе и вновь рискнула, вероятно, помня, что лучше ошибиться или разбиться на Шекспире или Гоголе, чем выиграть на слабой и пустой драматургии. Так «разбилась» ли Т.Захарова на «Фрекен Жюли»? Совсем нет. Хотя нам был показан еще только пред - премьерный прогон, это был выразительный эскиз профессионально сделанного спектакля, в котором виден замысел, общий смысловой каркас , уровень подготовки молодых исполнителей к сложным ролям. Можно было ощутить напряженность и драматизм событий и эмоций, заложенных автором в пьесе о трех персонажах - графской дочери Жюли, слуге Жане и кухарке Кристине, что произошли в Иванову ночь ( по-русски « ночь Ивана Купалы»). Спектакль пока достаточно « сырой », как говорят в театре, то есть, постепенно он должен устояться, пройти проверку на зрителе, причем зрителе непростом, в возрасте от (16+) , как указано в программке.
Видно, что еще не совсем точно найдено оправдание присутствию и поведению второстепенных персонажей, как и их пластическое существование. Заметны речевые недостатки у исполнителя роли Жана ( Влас Корепанов). Пока есть излишняя, хотя и понятная, нервозность. То есть, режиссеру и артистам предстоит еще большая дальнейшая работа.
Что же ценно и тронуло в спектакле Т.Захаровой? Ей удалось уловить дух пьесы Стриндберга. За перипетиями происходящего следишь с напряжением и вниманием. Пьеса всего на трех актеров и они выдерживают накал страстей своих героев, стараясь жить в трудном психологическом и физическом рисунке роли, выдерживают темп диалогов и стремительно разворачивающегося действия.
Изломанным, эпатирующим, провоцирующим существом предстает Жюли в исполнении Анны Каратаевой. Поначалу она даже чрезмерно неприятна, несмотря на внешнюю привлекательность, да и поведение ее непонятно. Но и у автора, и в спектакле она совсем неоднозначна, ее поступки и реакции парадоксальны, как парадоксальна и сама ситуация пьесы. Она, дочь богатого человека, осталась на ночь с двумя слугами. Жан почти жених кухарки Кристины. Почему же Жюли, презирая, кажется его, как неровню себе, заигрывает с Жаном, соблазняет, а потом презирает и себя, и слугу; то тянется к нему, то исповедуется, то клянет? Следуя за автором, Захарова все же находит мотивировки поведения Жюли и Жана не только и не столько в борьбе полов, в их притяжении и отторжении ( эта тема, как мы говорили выше, важна для Стринберга и избежать ее совсем в этой пьесе невозможно, да и не нужно) - режиссер более четко «прописывает» другие мотивы пьесы - детства Жюли, например, где такими непростыми были взаимоотношения отца и матери, что из нее вырос «полумальчик, полудевочка». А еще мотив несостоявшегося замужества, оскорбленности, потерянности и, через все это, – вечное женское стремление к теплу, пониманию и любви.
Захарова в чем-то даже упростила мотивировки автора, придав глубину тому, что ей самой ближе, что скрыто часто от глаз, но по-человечески понятно любому. У каждого из героев есть своя правда, свои желания и объяснения, хотя и они шаткие, зависят порой от момента, человеческой слабости или порочности, от растерянности, от зова тела и сердца. Они сами порой запутываются в своих чувствах и поступках.
Столкновение Жюли с человеком иной породы (здесь рабской в душе), драматично, остро и заканчивается трагедией - самоубийством героини. Внутренний надлом Жюли - свидетельство ее чувствительности, закомплексованности и ранимости. Она и грешная, и земная, и словно не отсюда ( важно знать, что пьеса Стриндберга не простая бытовая драма. В ней присутствует мотив сна: то ли реальность, то ли сны, воплотившиеся в реальность. Отсюда важность музыки и танцевально-пластической партитуры, как и образное решение сценического пространства ( художник Л.Семячкова). Мотив « реальность/ сон» тоже не слишком прочерчивается режиссером, но предполагается, отчего действие становится еще более интригующим.
Анна Каратаева передает происходящее внутри своей героини очень достоверно, качаясь, словно на качелях, от одного состояния к противоположному. Ее судьба словно предрешена, ее что-то мощно тянет вниз, к земле и дальше, в отличие от Жана. Жан в спектакле - другой, но тоже, в трактовке Т.Захаровой, не однолинейный. Он пытается приспособиться к ситуации, то к одной женщине, то к другой; мечется между выгодой, стремлением изо всех сил, любой ценой взобраться наверх и чувствами; он то груб, то вдруг подобострастен, то, кажется, искренне увлечен Жюли . И все же он жестоко убивает на глазах у нее маленькую беззащитную птицу в клетке - и это становится метафорой загубленной - уже человеческой - жизни. Он не только распинает тем самым девушку, но и подталкивает ее, и без того сломленную своим падением, к трагическому поступку –самоубийству.
Финальная сцена с подсвеченной клеткой и живой птичкой внутри, которые остаются на темной сцене, вызывает щемящее чувство жалости к героям и к несуразности их существования. А у кого-то, быть может, надежду на бессмертие души.
Итак, спектакль еще должен и будет расти. Но уже понятно, что здесь мы имеем дело, как минимум, с очередной попыткой режиссера серьезно и честно говорить о природе и ценностях человеческих, о выборе дорог, о сложности жизни вообще и необходимости быть готовыми к этому. И еще важно, что Захаровой удалось пройти по очень тонкой грани и не скатиться в абсолютный натурализм, избежать пошлости и смакования пороков. Сам автор говорил, что его пьесы натуралистичные, подчеркивая их верность действительной жизни.
Стриндберг в Молодежном театре, быть может опережающее, но все же движение вперед к театру во многом непривычному и, надеемся, художественному. Хочется, чтобы в театре было только творческое соперничество – тогда выиграют все. В афише любого живого театра должно быть место и традициям, и новаторству, и экспериментам, как и разным режиссерам. Главное, чтобы люди были заняты своим делом и предназначением – искренним служением Театру и Зрителям.
Наталья Решетникова
Член Союза театральных деятелей РФ,
Член секции критики,
Заслуженный работник культуры РФ
март 2017