"Снегурочка", Т. Филатова
Постановка на сцене театра им. А. Н. Островского спектакля по пьесе драматурга, имя котороготеатр и носит – закономерно и даже, в некотором смысле, неизбежно.Но надо понимать, что выбранный драматургический материал достаточно затратен – имея в виду необходимость задействование музыкально-пластических и сценически-выразительных средств спектакля. Однако, возможность занять большую часть труппы, причем, именно, молодой – в создании зрелищного действия, при том, рассчитанного на семейный, т.е. наиболее массовых просмотр в желании привлечь зрителя…- делает такой выбор заведомо привлекательным. И общая радостная, что называется, позитивная, тональность – особенно, в преддверие наступающей весны… И «вечная тема»- любви, любовных перипетий – все работает на выигрыш. Весь вопрос в том, насколько сам театр готов к тому, чтобы «потянуть» этот – пусть благодарный в каком-то смысле – но сложный, объемный, поэтически решенный текст. Нагруженный изначально глубинными смыслами, укорененными в нашем сознании, как всякая мифологема в сказке, ставшей уже народной.
Пьеса изначально и создавалась для решения конкретных задач – с необходимостью задействовать, на тот момент,всю труппу - не только драматическую, но и музыкальную – оперно-балетную – ее часть. Широкий мазок поэтически-эпического языка, крупные текстовые куски, перемежающиеся «песнями»,«приподнятый стих», которым написано это«полотно» - требует от современного театра адаптации и некоторой переработки. Спектакль решен в рамках традиционного для постановки этой Весенней сказки – «а-ля фолк-славянском», условно говоря, языческом стиле, он уже задан на уровне декораций и сценографии. Дворец царя Берендея - терем, волшебный мир берендеев,доисторические времена, заповедный лес,Ярилина гора… мельница, прялка, сарафаны из холстины и проч.Хороводы «коло», хорслобожан слобожанок, языческие праздники… Обрядовая символика (очень приблизительная, конечно, почти условная).
Здесь – выразительность и чистота стилизации –входит в суть самого спектакля, чемобеспечивается и смыслово-символическое,образное его решение. Поэтому какие-то «вещи», случайные и как бы «не из той оперы», потом никак не обоснованные, - вызывают, по меньшей мере, недоумение.Напр., фигура… шамана, появляющаяся практически вместе с гуляющими-играющими берендеями, предположительно, на празднестве Масленицы. (Вообще, точность обрядовой стороны происходящего – вероятно, задачей и не ставилось, и искать ее тут особо не стоит. Все приблизительно, если не сказать даже, случайно.) Но появление шамана уводит куда-то уж совсем далеко, а точнее, вникуда, потому что никак потом не отыгрывается. И значит, не оправдывается. (Кроме некоторого намека, что сам театр – за окном –находится в тех самых лесах – финно-угорских – которые никакого отношения к нашей славянской символике не имеют, но где эти самые шаманы были бы как у себя дома. Но это, конечно, слабое утешение.)Понятно, что шаман - вызывает Солнце, но как это относится к делу – неясно.Да никак. Тут можно упомянуть и какие-то «византийско-боярские» одеяния Царя Берендея (почему-то царь даже не коронован и без какого-либо головного убора) и Елены Прекрасной(арт. А Краснова)… Какие-то неуместно «почти реалистические» изображения коней, обрамляющих «лик солнца» - на задниках, т.н. фрески – обозначающие дворец Берендея… Если бы такая «случайность» была принципом, можно было говорить о каком-то «постмодернизме», но все это не дотягивает. Это просто неточность и приблизительность, хотя создание зрелищной, емкой и выразительной «картинки» - органично необходимо, это и есть тот заколдованный мифологический мир, который и завораживает. В нем люди и боги, мифическая нечисть и люди – персонажи единого действия. Нет границ, переход от одного мира у другому - как «погулять выйти». Сказка. Манок. Мир невозможного, где все возможно. А страсти – предельные, но такие же человечьи…
Пролог: берендеи – в упоенииот гуляний – встречают в лесу Девочку-Снегурочку, неизвестно откуда вдруг взявшуюся,и завлекают ее в свой хоровод. (То, что Снегурочку в первой сцене играет действительно девочка – Н. Климкина – совершенно замечательно, в этом есть и какая-то лубочнаянаивность, без чего сказка сама по себе совершенно невозможна. Так происходит соединение сказки детской с вполне себе - взрослой). Так Снегурочка попадает в свою - другую жизнь. Без долгих прелюдий и объяснений, кто комукто есть. Видимо, предполагается заведомая некоторая осведомленностьзрителя, уже погруженного в эту историю и знакомым с фабулой.А в следующей сцене Снегурочка–уже взрослаядевушка (арт. - А. Железникова).- Лебедь Белая, эдакая Царевна-Лебедь – со спущенным русалочьими рукавами, вся в белом, и даже - с диадемой в волосах. Царевна-Невидаль из иного мира, заброшенная к нам сюда, подобна инопланетянке или метеориту. И главным посылом и мотивом всех ее действий есть не столько даже желание полюбить, испытать, что все девушки – непременно, с определенного возраста, - но именно «быть как все», «Снегурочка чужая вам!» - главный вскрик ее.(Насколько нелепо и даже смешно смотрится одна с той же прялкой… -Действительно, какая с нее работа. У нее здесь совсем другая тут роль. Она будущая и готовящаяся жертва.В «языческом» миропорядке без жертвы – ничего нет. Мир, чувствующий свою недостаточность - «солнце не то», «Ярило сердит на берендеев», «в сердцах людей остуда»... – ждет и принимает ее как будущее избавление. Жизнь без любви – это не жизнь, это – болезнь или не до-жизнь. Как и сама Снегурочка. (Правда, все эти обстоятельстваобозначенылишьвербально, проблема «называется», но практически никак не демонстрируется. Мир – «до прихода Ярилы-Солнца» - слабый, тусклый, с туманами, холодный – и тот, что будет «после» - не очень-то отличаются.Ясно, что есть какая-то ограниченность в выразительных технических средствах у театра, но это оставляем за рамками. Мы видим, что видим.О том и речь).
Вопрос и в том, что наше «заранее известность» сюжетной стороны – вроде бы освобождает от необходимости подробного «прохождения» сюжета, ноименно развертываниеперед глазами зрителя самой этой истории и есть то, ради чего он сюда пришел. Т.е. требуется рассказать историю как бызаново, и,значит, заново ее придумать. И кто такая именно эта Снегурочка – с непривычно смоляными роскошными волосами – струящимися по спине «змеями» – эдакий парафраз юной Хозяйки Медной горы, ассоциаций может быть масса, главноеподчеркивается эта ее инаковость.Снегурочкане может«слиться с массой» подружек – без того, чтоб только - испытатьЛюбовь. Но в этом и есть ее взаимоисключающая противоречивость: полюбив, т. е. впустив в себя «силу Ярилы» - она неизбежно растает. И в финале она делает свой выбор – выбор между жизнью (пусть кратким мигом) и полным исчезновением = смертью. В чем же выражается эта ееинаковость? Чисто внешне–конечно, в белизне наряда, придуманный –неестественный голос и манера речи. Это действительно срабатывает. Но в остальном,в самих ее проявлениях и действиях – эта такая же девушка. Она так же буквально «домогается» Леля (арт. В. Ильин), ведет себя как обиженная и непонятая девушка-подросток, бегает за ним. И никакой особой «замороженности» тут не видно. Эта проблема вообще выглядит так: девушка красива – да, и молодой человек подтверждает, а вот любить ее не получается, нет взаимности, Лель ничего не получает от Снегурочки, его пыл неизбежно ослабевает. Лель вообще непростой, даже странный персонаж: юный пастушок – любит всех, он вообще изначально влюблен, он принадлежит природе. И сам – ее воплощение. (А природа реагирует только на живое, потом именно Купава – становится его выбором, предпочтя ее самой Снегурочке – с ее нетронутой и неприкосновенной красотой.) (Лель в славянской мифологии – и есть тот юный бог любовных утех – еще до всякого – избирательного – брака, за это уже отвечает его брат – Полель, бог молодых пар.)
Вообще же вся история любовных перипетий – в частности с Лелем – как начинается внезапно – простым «остолбенением» самого Леля – перед такой красотой, выраженного буквально, так и дальше происходит все как-то вскользь, в проброс и достаточно невнятно.Не получается ее как-то «прожить», она намечена лишь пунктирно и неглубоко. Между тем, именно за этим мы и приглашены следить, т. е. переживать вместе с героями. А для этого историю взаимоотношений они должны, как минимум, проживать. А не только – называть и обозначать словесно.
Полной противоположностью и антиподом Снегурочки, второй главнойгероиней – является Купава (арт. – К. Скворцова) – та, что уже принадлежит этому миру, она – в отличие от своей подружки – не только может, но и уже – любит, изначально, это девушка на выданье, конкретно - в ожидании приезда своего жениха. Внешне, Купава, к сожалению, никак особенно не выделяется из сонма подружек, а, между тем,ее символическим цветом должен быть красный -символическая характеристика Жизни в состоянии Любви. Она – активна и энергична, по сюжету ей суждено пережить настоящую драму – от предательства до обретения новой любви. Но эти перипетии Купавой пролетают больше как-то механистически и так быстро, что даже не успеваешь за сменой этих состояний.Едва не покончив собой от унижения, боли и обиды, она уже в следующий момент - весело кружит в общем хороводе, готовая соединиться – с новым избранником – теперь Лелем. Купава успеваетпройти - полный цикл человека в любви – от апогея, через падение и полную утрату – к обретению новой любви. Но проследить это сложно и удается лишь отчасти, в сумбурности разворачивающихся событий, которые событиями стать еще и не успевают. Ее психологически-бытовой способ существования – вступает в предельные моменты ее бытия (а у Купавы – только эти составляющие ее жизни на сцене) – в полное противоречие.
Вообще, в сказке содержатся и осуществляют себя - предельные категории Бытия.Это и задает ее эпически-приподнятый тон и поэтичность выражения. Нопереводя все это на привычный нам бытового психологического театра – сакральность и мифологичность утрачивается, снижается накал и завышенный тон. (Исключение, пожалуй, в подачи образа самой Снегурочки, но и то, не всегда). На фоне многолюдного, многоголосого хора – народа берендеев –главные персонажи - даже теряются, их главность и выделенность из общего – порой практически стирается до нивелировки.Дело не только в технических недостатках – напр., плохой слышимости из зала–когда объемный и яркий текст доносится, много теряя. Но - в затирании самой Истории. Здесь важно вычленить главное, т. е. те «несущие», на которых и держится это «здание» основного действия.
Так, некий персонаж – Елена Прекрасная, - это побочная линия любовных отношений с Лелем, она выведена на сцену, но никакой особой смысловой значимости уже не несет, т.к. ее главная линия – попросту убрана. (Как, убран и Дед-Мороз – отец Снегурочки, эта линия оставлена лишь в лице Весны-Красны – матери Снегурочки. Что вполне оправдано.) От Елены Прекрасной – кроме чисто эстетического восприятияпрактически ничего не осталось. В современном театре такой текст в полном объеме – почти невозможен и даже не нужен, но сокращение должно подчиняться четкой логике. Которая не всегда просматривается.
Особенно это очевидно в случае с Царем Берендеем(арт. С. Тушов), его долгие переговоры с Бермятой(арт. Т. Назаров) –многословны и, по сути, не всегда доходит. Без расстановки акцентов – все это как-то «пролетает мимо».Царь Берендей выглядит каким-то «усталым учителем», который пытается урезонить нерадивыхсвоих подопечных, хотя его вещания звучат монотонно и не очень воспринимаются всеми. Как будто все ждут – перемены.
Это замечательно встраивается в ощущение какого-то подросткового мира берендеев, это, по сути, «еще дети», им бы бегать, играться, любиться и петь песни. Появление персонажа Мизгиря (арт. Л. Допуа) – должен эту идиллическую картинку разрушить. Он – носитель того мужского начала – в отличие от Леля –что единственный видит в Снегурочке вожделенную добычу, то, что еще нужно сделать – женским. Пробудив в ней женскую природу. (Купава в этом смысле для него – что называется, материал отработанный, как это ни звучит.) Вообще, только через него может прийти хоть какая-тожесткость (что вообще для мира язычества – органична и соприродна). Но и эти взаимоотношения – как-то смываются и смещаются с переднего плана – все тем же хором-хороводом, который во втором действии – занимает вообще лидирующее положение. Танцы кажутся бесконечными, без наращивания темпа и, главное, драматургии (а между тем, именно в танце можно показать и через него передать всю нарастающую мощь и логику разворачивающегося основного действия, когда Снегурочка будет смята и погибнет-растает. Грозная мощь наступает – к рассвету, но пока – ночь, а ночь – это совершенно особое время, когда «свершаются смыслы»… Жаль, что этого практически не произошло.)
Песня Леля в финале – это особый случай, конечно, заявив Леля как певца весны, его «ария», кажется, неизбежной. Но тут, конечно, нужны либо действительные вокальные возможности (что для драматического театра – редкость), либо какие-то иные решения. Иначе требуется такое допущение, на которое не всегда есть готовность согласиться.
С фигурой Мизгиря связана и еще одна тема, поддерживаемая названными родителями Снегурочки – Бобыля Вакулы(арт. Б. Гинзбург) и Бобылихи (арт. О. Иванова). Это тема – «покупки любви», мягче – любви через необходимость ее принять от того, кто любит. Некий сговор, обмен. Что греха таить, тема не менее «вечная» и сопутствующая, особенно в наши времена. Несмотря на фрагментарность, эта тема успевает прозвучать, делая многие обстоятельства – вполне понятными и узнаваемыми (чего не скажешь о каких-то, казалось бы, изначально ясных отношениях в любви). Эта парочка – комична и узнаваема, добавляя объемности хора селян и селянок.
Не только из совместных танцев – «выжато все, что можно», но и декорация – по большей части не работает и не задействована в том объеме, который, видимо, предполагался. Мельница, из которой – «ничего не льется»…«Березки» - символизирующие лес… - Вряд ли в таком лесу могла укрыться Снегурочка. Тем более, ее друзья – лешие… Такие замечания можно множить, но и так все понятно. Главное, та молодая энергетика, что ожидаетсяот подобной сказки – со сцены. Хороши действительно – молодые девушки ипарни, препирающиеся и играющие в эти ссоры. Бьющая через край их молодая энергия…
С легкой подачи Островского бог Ярила стал богом Солнца (чего в действительности никогда не было), Ярила – бог всходов, той яр-силы, что пробуждает и заряжает молодой активностью. Здесь было бы интересно увидеть хоть отголосок тех показательных и очень выразительных обрядов – через символический язык которых можно выразить в «краткой» и сжатой форме - некие глубинные смыслы. Очень красивы и узнаваемы – опускания венков в воду – из обрядового комплекса Купалы (тут, в общем, уже неважно, что речь идет о другом времени). Это же касается и музыкальной составляющей – возможно, иной подбор обеспечил бы большую насыщенность и выразительность подобного действия. Все это могло бы стать настоящим украшением спектакля. Сказка давала для этого все возможности. Если не всему удалось воспользоваться, то есть надежда, это случится в будущем. Удачи!
Татьяна Филатова